Неточные совпадения
Княжне Кити Щербацкой было восьмнадцать лет. Она выезжала первую зиму. Успехи ее в свете были больше, чем обеих ее старших
сестер, и больше, чем даже ожидала княгиня. Мало того, что юноши, танцующие на московских балах, почти все были влюблены в Кити, уже в первую зиму представились две серьезные партии: Левин и, тотчас же после его отъезда,
граф Вронский.
— Так, усыновила. Он теперь не Landau больше, а
граф Беззубов. Но дело не в том, а Лидия — я ее очень люблю, но у нее голова не на месте — разумеется, накинулась теперь на этого Landau, и без него ни у нее, ни у Алексея Александровича ничего не решается, и поэтому судьба вашей
сестры теперь в руках этого Landau, иначе
графа Беззубова.
В его рассказе два раза упомянута одна женщина,
сестра последнего фаворита Екатерины,
графа Зубова.
Бегушев, выйдя от
сестры, прямо отправился садиться в экипаж.
Граф Хвостиков последовал за ним и, видя, что Бегушев был в пальто, не удержался и спросил...
— Вы знаете хорошо князя Мамелюкова? — спросил Бегушев
графа Хвостикова, когда
сестра ушла.
На этот раз по крайней мере
граф мог быть довольным. Зизи и Паф, предупрежденные Верочкой, — не произнесли слова; Верочка не спускала глаз с
сестры и брата; она заботливо предупреждала каждое их движение.
Выходя из детской, она встретилась с
сестрой и
графом.
Не без труда успокоив
сестру и
графа, тетя Соня вернулась в детскую.
— «Вечеринка ученых», конечно, бедна своей интригою и содержанием, даже беднее предыдущих комедий Загоскина, уже потому, что повторяет одну и ту же завязку и развязку: везде надобно женить доброго человека на хорошей девушке, везде есть тетушка или
сестра, несогласная на этот брак, везде есть друг, дядя или брат, ему покровительствующий, везде изобличают жениха негодяя, всегда
графа или князя, и отдают невесту доброму человеку, ею любимому.
Сестра ее Варя села на Майку, Никитин — на
Графа Нулина, офицеры — на своих лошадей, и длинная красивая кавалькада, пестрея белыми офицерскими кителями и черными амазонками, шагом потянулась со двора.
Снился ему стук лошадиных копыт о бревенчатый пол; снилось, как из конюшни вывели сначала вороного
Графа Нулина, потом белого Великана, потом
сестру его Майку…
Послышался стук лошадиных копыт о бревенчатый пол; вывели из конюшни сначала вороного
Графа Нулина, потом белого Великана, потом
сестру его Майку. Все это были превосходные и дорогие лошади. Старик Шелестов оседлал Великана и сказал, обращаясь к своей дочери Маше...
Но вдовушка,
сестра Завальшевского, больше всех понравилась
графу, с ней он танцовал и кадриль, и экосес, и мазурку.
Потом Завальшевский подвел его знакомить к своей
сестре — молодой, полненькой вдовушке, с самого приезда
графа впившейся в него своими большими черными глазами.
Дядя, слушая разговор
сестры с
графом, с готовой речью на устах выжидал случая порассказать свои кавалерийские воспоминания.
Зато не раз посылал он в Оберпггейн своего агента, аббата Бернарди, бывшего наставником детей его зятя, литовского великого кухмистра (т. е. обер-гофмаршала),
графа Михаила Виельгорского [Он был женат на
сестре Огинского, Елизавете.
Когда Досифея умерла, на пышные ее похороны явился в полном мундире и в Андреевской ленте тогдашний главнокомандующий Москвы
граф Иван Васильевич Гудович, женатый на графине Прасковье Кирилловне Разумовской, которая приходилась двоюродною
сестрой усопшей.
Его жена, графиня Софья Михайловна, была для всего нашего кружка гораздо привлекательнее
графа. Но первое время она казалась чопорной и даже странной, с особым тоном, жестами и говором немного на иностранный лад. Но она была — в ее поколении — одна из самых милых женщин, каких я встречал среди наших барынь света и придворных сфер; а ее мать вышла из семьи герцогов Биронов, и воспитывали ее вместе с ее
сестрой Веневитиновой чрезвычайно строго.
Зимой в 1863 году поехал я на свидание с моей матерью и пожил при ней некоторое время. В Нижнем жила и моя
сестра с мужем. Я вошел в тогдашнее нижегородское общество. И там театральное любительство уже процветало. Меня стали просить ставить"Однодворца"и играть в нем. Я согласился и не только сыграл роль помещика, но и выступил в роли
графа в одноактной комедии Тургенева"Провинциалка".
У всех было негодующее изумление, — зачем эта
сестра, кому она нужна? Утром, когда главный врач зашел в офицерскую палату,
граф Зарайский попросил его принять в госпиталь сверхштатною
сестрою привезенную им даму.
Графа проводили в офицерскую палату, дама отправилась ночевать к нашим
сестрам.
Целые дни новая
сестра проводила в офицерской палате при
графе.
Однажды, когда
граф Зарайский сидел у своей
сестры, его вестовой доложил ему, что фуражир госпиталя выдал их лошадям совсем гнилое сено. (Между прочим, госпиталь вовсе не был обязан кормить на свой счет лошадей чуть не ежедневно бывавшего в госпитале
графа.)
Граф сам пошел к фуражиру и велел дать хорошего сена. Фуражир ответил, что сено поставлено интендантством, и оно все такое. Тогда
граф велел выдать своим лошадям ячменю. Фуражир отказал...
Граф вскоре выздоровел и выписался из госпиталя. И каждый вечер у одинокой фанзочки, где жила новая
сестра, до поздней ночи стояла корпусная «американка» или дремал солдат-вестовой, держа в поводу двух лошадей, графскую и свою.
Дивизионный врач, весь кипя гневом, пошел в палату к
графу. Одна из наших
сестер лукаво обратилась к смотрителю.
На место Султанова был назначен новый главный врач, суетливый, болтливый и совершенно ничтожный старик. Султановские традиции остались при нем в полной целости.
Граф Зарайский продолжал ездить к своей
сестре, госпитальное начальство лебезило перед
графом. У его
сестры был отдельный денщик. Она завела себе корову, — был назначен солдат пасти корову. Солдат заявил
сестре...
— Здравствуйте, доктор, — сказал
граф. — Приехал лечь к вам в госпиталь: ездил в Харбин, продуло меня, в ухе образовался нарыв. А еще привез вам вот новую
сестру.
Он был окончен постройкой при Екатерине I, на родной
сестре которой, Анне Карловне Скавронской, был женат
граф Воронцев.
Старик Селезнев и его сын за последнее время даже не говорили с Елизаветой Петровной о дочери и
сестре, как бы боясь произнести ее имя, и лишь одна Екатерина Николаевна, все еще упрямо не оставлявшая мысли видеть свою дочь за старым
графом Вельским, иногда спрашивала...
По телеграмме, данной княжной Юлией, нельзя сказать чтобы чересчур потрясенной трагической смертью ее отца, к которому она за последнее время питала страшную злобу, в Варшаву приехали
граф и графиня Ратицыны, а с ними и Виктор Аркадьевич Бобров, которого княжна с непоколебимой твердостью в голосе перед гробом отца представила своей
сестре и ее мужу как своего жениха.
Василий бросился было бежать, но собравшаяся дворня успела схватить его. Его вместе с
сестрой посадили в подвал до приезда
графа Алексея Андреевича, который только что накануне уехал в округ.
В конце 1746 года императрица Елизавета Петровна сосватала за
графа Кирилла Григорьевича Разумовского, несколько, как говорили тогда при дворе, против его желания, свою внучатую
сестру и фрейлину Екатерину Ивановну Нарышкину.
Все, конечно, поняли это в смысле глубокой скорби о брате и тех тяжелых воспоминаний, которыми были полны для любящей
сестры комнаты покойного. Истинную причину этого знали только
граф Довудский и пан Кржижановский.
Граф Казимир Нарцисович Свенторжецкий и после изменившегося своего положения в финансовом и общественном отношении продолжал жить на Васильевском острове, в доме
сестер Белоярцевых.
Наконец один из его венских знакомых,
граф Фестегич, представил его красавицам-сестрам.
Первое мгновение появления несчастной, как две капли воды похожей на
сестру девушки в конце одной из аллей сада произвело на
графа такое же впечатление, как и на горбуна, но он силой воли заставил себя пойти вперед, тем более, что его сопровождало двое слуг.
— Подожди, не торопись… Слушай дальше… У Подгурского была
сестра, которую соблазнил один польский магнат,
граф Владислав Стоцкий, ты теперь начинаешь понимать, что дело касается немного и тебя?
— Это его дело, а не твое, — прервал с твердостью
граф Купшин. — Там нет ни
сестры, ни брата, там нет родства, где дело идет о благе отечества. Трудна жертва нашего доброго Петра, кто из нас с этим не согласится? Но я сам первый положил палец в эту рану и уверен, что, кроме ее, нет другого спасения. Ожидаем теперь твоих возражений, Зуда.
Когда он увидал первого гусара в расстегнутом мундире своего полка, когда он узнал рыжего Дементьева, увидал коновязи рыжих лошадей, когда Лаврушка радостно закричал своему барину: «
Граф приехал!» и лохматый Денисов, спавший на постели, выбежал из землянки, обнял его, и офицеры сошлись к приезжему, — Ростов испытывал такое же чувство, как когда его обнимала мать, отец и
сестры, и слезы радости, подступившие ему к горлу, помешали ему говорить.
Я тебе говорю десятый раз, что ежели письмо к государю и завещание в пользу Пьера есть в бумагах
графа, то ты, моя голубушка, и с
сестрами, не наследница.
— Как похожи брат с
сестрой! — сказал
граф. — И как хороши оба!
— Наконец, надо подумать и о моем семействе, — сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, — ты знаешь, Катишь, что вы, три
сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники
графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что́
граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?